МУНИЦИПАЛЬНОЕ БЮДЖЕТНОЕ ОБЩЕОБРАЗОВАТЕЛЬНОЕ УЧРЕЖДЕНИЕ
СРЕДНЯЯ ОБЩЕОБРАЗОВАТЕЛЬНАЯ ШКОЛА № 49 СТАНИЦЫ СМОЛЕНСКОЙ МУНИЦИПАЛЬНОГО ОБРАЗОВАНИЯ СЕВЕРСКИЙ РАЙОН
ИМЕНИ ГЕРОЯ СОВЕТСКОГО СОЮЗА ТУРЧИНСКОГО АДАМА ПЕТРОВИЧА

353254, Краснодарский край, Северский район, станица Смоленская, ул. Мира, д. 121, тел. +7 (861-66) 5-54-69

Керешева М.Д.

Я, Петренко Мария Дмитриевна, родилась 18 сентября 1930 в станице Смоленской Северского района. Сейчас моя фамилия Керешева.

Когда была объявлена война 22 июня 1941 года, мне было почти 11 лет. Собрались мы всей семьей, и отец сказал, что нужно идти защищать нашу Родину. И мы со слезами проводили отца на войну. Мать осталась с пятью детьми: самая старшая сестра 1924 года рождения, а самая меньшая – 1937.

Все происходило на наших глазах. Шел уже второй год войны. Немцы были где-то за Краснодаром. Наши солдаты отступали. Мы видели, как угоняли в горы стада коров, овец, свиней, табуна лошадей, чтобы они не достались немцам. Были брошены поля неубранной пшеницы, кукурузы. Мы с семьей, чтобы не пропасть с голода, шли на поле, жали серпами, молотили зерно, веяли. Тоже делали и другие люди. Налетали самолеты, бомбили, мыразбегались кто куда. В здании церкви до войны был склад, в котором хранились сушенные лесные груши и яблоки. Люди на колясках развозили сушку, готовили себе пропитание. А в августе мы с сестрами пошли на виноградник, чтобы нарвать винограда. Нарвали мы винограда, и только вышли на дорогу, смотрим, а там едут немцы на мотоциклах. Остановились и забрали у нас часть винограда. Мы очень испугались и побежали домой.

Немцы вошли в станицу быстро. Всех людей с края станицы со стороны Крепостной выселила за Холодный ерик. И мы были вынуждены тоже уйти из дома прихватив с собой продукты и самое необходимое. Уже осенью нам разрешили вернуться домой. Сразу забрать все вещи из своего временного жилища мы не смогли, а когда вернулись за ними на другой день, то увидели, что дом на половину был разрушен – в него попал снаряд. Нам было слышно, как шли за станицей бои, слышались крики «Ура!». Немцы бомбили с самолетов. На нашем огороде поставили пушки по направлению станицы Григорьевской. Сад вырубили. Как только стали стрелять у нас высыпались окна. Поэтому мы вынуждены были жить в одной комнате. Во второй половине дома немцы устроили кузницу, где ковали лошадей. Потом в этой комнате поместили раненных лошадей. Они как люди стонали.

Возле нашего дома находилась немецкая кухня, но здесь немцы не питались. Приводили пленных под стражей с бидонами и термосами и они несли пищу на передовую линию. На наших глазах забили нашу корову. У нас еще были две козочки и мама спрятала их на чердаке. И как она их туда втащила? Не знаю.

Не далеко от нашего дома у самой речки на глинище расстреливали наших пленных. Как жалко их было! Встанешь утром, а они лежат на берегу. И все без верхней одежды почему-то. На моих глазах вели на расстрел молодого солдатика. Он до сих пор стоит перед моими глазами. Не могу вспоминать его без слез. В этом месте была братская могила, из которой останки были после войны перенесены в общую братскую могилу.

Как немцы не старались удержаться в станице, их выбили в феврале 1943 года. В начале февраля ночью мы услышали взрывы уже близко в станице. Мы вышли во двор, видим, что немцы в панике носятся по улице, горело здание совета, в котором немцы устроили склад боеприпасов. Трещали, взрываясь, патроны. Посмотрели на другую сторону, и там все горело. Собрали быстро свои вещи и побежали к соседке. Видим и здесь немцы суетятся. К нам подошел один из полицаев (не местный) и сказал, чтобы мы шли домой. Вернулись домой. А в нашем доме немцы держали нашего пленного солдата- армянина. Он был болен и все показывал на пальцах, что у него дома остались пятеро детей. Утром за пленным пришел немец и увел расстреливать его к ерику. Лошадей, которые раненные лежали в доме, немцы стали стрелять. Они в горячке схватывались и выбегали на улицу, где их добивали.

На следующую ночь немцы отступили. Я утром встала и побежала на улицу Красную и увидела, что идут наши солдаты. Какая была радость! Солдаты остановились на отдых. Разошлись по домам. Приходили и к нам. Мама их накормила, чем могла и каждому насыпала в сумку сушеных груш. Солдаты благодарили маму, и даже один подарил нам чайную ложечку. Она долго была у нас. Пьем чай и вспоминаем того солдата.

Когда немцы ушли, жизнь понемногу стала налаживаться. Вновь открылась школа. Мама со старшей сестрой стали работать в колхозе. Было очень голодно. Нам детям в школе давали по кусочку черного хлеба. А на Новый год, помню, давали пряники. Мама каждый день приносила из колхоза по два ведра пшеницы, которую нужно было к следующему дню перемолоть. И мы все ее мололи на каменной мельнице. Из муки пекли хлеб, чтобы кормить тех, кто работал в поле. За эту работу мама получала пол литровую баночку муки. Вместо хлеба у нас были «грушанники». Варили сухие груши, толкли их, обмакивали в муку и пекли. Как не трудно было, мы держались. Ранней весной сеяли дома ячмень и жито (рожь). Они рано поспевали. Ячмень толкли в ступе, смачивали его, чтобы шелуха отстала. Потом из крупы варили кашу. А жито мололи на ручной мельнице и пекли из муки лепешки.

В колхозе каждому выделяли по 1,75 гектара вспаханной земли, на которой мы сеяли для колхоза кукурузу. А для себя по краям кукурузного поля для себя сеяли кабаки, подсолнечник, а по кукурузе фасоль. Старались обрабатывать хорошо участок, чтобы получить урожай побольше. Процент от урожая выдавали нам зерном кукурузы. В колхозе нас кормили во время работы. Варили борщ в котле на костре и кашу.

В мае 1945 мы узнали, что война закончилась. И как в песне поется, это был праздник со слезами на глазах. Потому что многие станичники не вернулись с войны. Помню, был митинг, на который собрались все станичники. Потом было всякое в жизни, и плохое, и хорошее. Но самое главное, что не было войны.

Паринова В.И.

Когда началась война, моей бабушке было 14 лет. Она жила в станице Смоленской по улице Северской со своими родителями в большой семье, где было восемь детей: четыре мальчика и четыре девочки. Вот, что она рассказывала об этом времени.

«Сижу дома. Слышу - едут мотоциклы. Стало страшно. Ведь наши ушли в горы. Значит это немцы. Смотрю – едут на мотоциклах немцы. Это была разведка. Немцы ехали по станице, расспрашивали жителей на немецком языке. Но их никто не понимал и не отвечал. Реакция немцев была различной: одни ругались и кричали, другие заливались смехом. На следующийдень немецкая армия вошла в станицу с пулеметами и минометами. Шесть месяцев они находились в станице.

Немцы гоняли жителей копать противотанковые рвы за станицей, туда, где сейчас свалка. В шести километрах стояли наши войска. В лесу были партизаны, которые иногда выходили из леса и подходили к станичникам. Немцы злились. Все больше заставляли людей работать. Особенно зверство- вали румыны. Они не давали нам разогнуться. Наконец ров был готов. Он был большим и глубоким. Наступила зима. Она была очень холодной. Еды не было. В домах жили по несколько семей, потому что тех, кто жил на западной окраине станицы, выгнали из домов. И их были вынуждены приютить у нас на Подселке.

В средине января стали наступать наши. Были слышны сильные взрывы, крики «УРА». В ночь с 18 на 19 января в станицу с северной стороны станицы, там где сейчас зерноток, зашли наши войска. Был сильный бой. Много немцев положили. Их там же и похоронили. В этом месте было немецкое кладбище. Но к немцам подошло подкрепление со стороны Афипской: танки и друга техника. Много наших солдат погибло в этом бою, и наша армия вынуждена была отступить. Немцы выгнали всех жителей убирать трупы. Мы собирали трупы наших солдат и закапывали их по несколько человек в одну ямку. После войны их всех перезахоронили в общую братскую могилу. До начала февраля продолжались бои на западной окраине станицы. Гремело везде. По ночам было видно, что вокруг все горит. И наконец, в ночь на 13 февраля немцы ушли из станицы. И пришли наши. Нас поставили собирать трофеи. Мы сносили их на кучи, а потом взрывали..

Однажды, уже в марте, вызвали нас собирать трофеи, но отправили в станицу Ставропольскую за ранеными. Еды дома не было. Я успела схватить только жменю семечек. Пришли в Ставропольскую. Идти по бездорожью нужно было 12 километров. Ноги насквозь мокрые. Носилок нет, раненых нести не на чем. Холод, грязь, бездорожье. Пришлось ломать заборы и делать носилки. Стало темнеть, и быстро наступила ночь. Мы зашли в чужую полуразрушенную хатку, растопили печь, чтобы согреться и просидели всю ночь. Утром поднялись и пошли за ранеными. Они были в здании магазина. Зашли в магазин, везде раненые. Стонут, просят взять в первую очередь. Взяли 6 человек и понесли. С утра был морозец, и идти еще было можно. Но к обеду потеплело, землю расквасило, стало идти труднее. Грязь тянулась за ногами. Обуты были в постолы башмаки из грубой свиной кожи. В станицу вернулись к вечеру, отнесли раненых и разошлись по домам. На плечах раны кровоточат от гвоздей на носилках. Один денек передохнули, а на следующей пошли опять за ранеными уже со своими носилками. Раненых становилось меньше, их уносили в Афипскую. Однажды, когда несли раненого, носилки поломались. Раненый упал. Долго пришлось ремонтировать носилки, но мы справились. Погрузили раненого и пошли дальше. Вернулись затемно. Другой раз пошли, взяли раненого, но не донесли до госпиталя (он умер). Пришлось нести его назад в Ставропольскую, а там брать нового. Тех, кто умер, хоронили в братской могиле жители Ставропольской. Мне пришлось носить раненых в Смоленскую и Новодмитриевскую. Другие же девчата носили в Афипскую.

Немцев выгнали, но жить лучше не стало. Было голодно. Много работали в поле, чтобы вырастить урожай. Ведь хлеб был нужен всем: и солдатам, и рабочим на заводах. Особенно тяжело было в 1947 году, когда был неурожай».